Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд! - Страница 30


К оглавлению

30

— Доктор, мне так неудобно, я ведь целую неделю не ходила на работу!

— Отчего же не ходили?

— Вы не поймете. Мне было нужно. И не только мне. Но все равно перед людьми неудобно.

— Я думаю, люди как-нибудь смогут это неудобство пережить, а вот то, что вы целую неделю просидели взаперти, не может не обеспокоить.

— Так было надо, доктор.

— Хорошо, Татьяна, я вполне готов согласиться, что у вас была для этого веская причина. Ведь была?

— Да. Вы даже не представляете себе, насколько веская.

— Татьяна, мне и в самом деле будет затруднительно это сделать без вашей помощи. Может быть, вы расскажете?

— Я провела неделю в молитве. Без сна, на хлебе и воде.

— Любая молитва имеет какую-то цель. Какова была ваша?

— Я спасала семью и себя.

— Вам и семье что-то угрожало?

— Да. Родовое проклятие.

— Каким образом вы о нем узнали?

— Был глас Божий, он мне все рассказал.

— Отчего вы решили, что это был именно Божий голос? Он звучал из горящего куста? Или были другие признаки божественности?

— Он звучал у меня в голове. И не оставил ни капли сомнения в том, кому он принадлежит.

— Это как?

— Доктор, вот когда сами услышите — поймете!

— Хорошо, осталось дождаться, услышать и понять. И как вы боролись с проклятием?

— Голос сказал, что если я выдержу испытание, то все будет хорошо. Я выдержала. Я молилась и освящала квартиру.

— Сами?

— Да. Он произвел меня в сан и объяснил, как и что делать.

— Татьяна, остается один маленький вопрос: если с вами и с вашей семьей все хорошо, зачем же вы сюда пришли?

— Хм. Но я же пропустила работу, ведь так? Мне нужен больничный, чтобы меня не уволили.

— Стоп-стоп-стоп. И как мне объяснить вашу временную нетрудоспособность? Сразу оговорюсь, что родовое проклятие не всякому работодателю покажется достаточно уважительной причиной.

— Но ведь у меня была бессонница? Была. Была тревога? Была. Они и сейчас у меня есть, хоть Бог мне и говорит, что беспокоиться больше не о чем. Напишите, что был невроз, мне больше ничего от вас не надо.

— Так говорите, что Бог с вами не закончил общаться?

— Нет, разговаривает регулярно.

— И бессонница. И тревога. Знаете, Татьяна, у меня есть идея получше. Отправлю-ка я вас в дневной стационар. И больничный будет, и бессонницу с тревогой там помогут убрать.

Потом мы еще минут пять обсуждали подробности лечения в дневном стационаре, пока пациентка, наконец, не согласилась. Взяв направление, она пошла к выходу, но в дверях оглянулась.

— Кстати, доктор…

— Да, Татьяна?

— Конца света не будет, не опасайтесь. Я заодно отмолила. Можете не благодарить.

На приеме был аншлаг. Пациенты и вправду соскучились. Опять же, всегда проще и удобнее ходить к доктору, который знает тебя давно, и основные нюансы твоего состояния, и тонкости лечения держит в памяти.

В Бушер!

Всенародная битва с Die Grune Schlange имеет столько же шансов прекратиться, сколько и тепловое движение атомов в природе. Соответственно, в структуре санитарных потерь гражданского населения, записавшегося в добровольцы, делирий своих позиций не сдает. Всякий раз полагаешь, что удивляться уже нечему, и все, что мог, ты уже увидел. Но реальность мерзко хихикает и поправляет: «Не все, не все!»

Семен Иванович (пусть его будут звать так) себя большим любителем алкоголя не считал никогда. Ну, бывало, конечно, что и литр, и два беленькой — так ведь в компании и под закуску, а не в одно лицо и под портяночную понюшку! Запои? Да ладно вам, разве это запои: не больше двух недель. Ну хорошо, иногда три. Так ведь работа располагает: строитель-монтажник — это вам не в офисе высиживать геморрой и расходящееся за сотрудницами косоглазие. Тут и коллектив, и сама природа мягко, но настойчиво шепчут: «Займи, но выпей». Отказать невозможно.

Трудно сказать, что подкосило больше — аврал в конце года или грянувшие за ним длинные праздники, — но только организм заявил ноту протеста, объявил экзогенный этанол персоной нон грата и вынудил Семена Ивановича уйти в крутую завязку. Жена радовалась. Целых шесть дней.

А потом наступила бессонная ночь. Мужик долго не находил себе места, слонялся по квартире, пил чай и курил термоядерную «Приму». В четвертом часу утра побрился, оделся, побросал вещи в чемодан и пошел к выходу.

— Куда? — спросила опешившая супруга.

— В Бушер, — ответил Семен Иванович, — атомную станцию достраивать.

И был таков. Как только оторопь прошла, женщина стала обзванивать полицию, скорую — чудо-то жалко, оно хоть дурное, но свое, еще нарвется на хулиганов или замерзнет — чай, не май месяц. К утру чудо нашли на автовокзале, с билетом на автобус до аэропорта. Полиции пришлось приложить некоторые усилия, чтобы убедить его поехать с ними.

Как выяснилось, когда-то очень давно Семен Иванович и в самом деле принимал участие в строительстве Бушерской АЭС, о чем он долго и с большим удовольствием вспоминал. Потом грянула исламская революция, и специалистам пришлось вернуться на родину. Достраивали уже после, без него. А воспоминания остались, очень яркие и теплые. Особенно про то, как учили персов, с их-то сухим законом, гнать самогон и ныкать готовую продукцию. Потом, конечно, были другие стройки, были электростанции — от атомных до ГЭС, но эта запала в душу.

А ночью за ним пришли. Трое сотрудников. Сказали, что без него в Бушере что-то накосячили, и только на него, Иваныча, вся надежда. Обещали хорошие командировочные, суточные и сверхурочные. Правда, под подписку о невыезде и неразглашении, но дело того стоило. Сопровождали они Семена Ивановича до самого автовокзала, наказали, чтобы взял билет до аэропорта, а там его спецрейсом доставят до места. Затем куда-то исчезли. Затем появилась полиция.

30